То, что Кику выбрала еще более трудный путь, чем она, посвятив себя труднейшему из искусств, где каждое движение, отшлифованы, как грани алмаза, еще больше возвышало Кику в глазах Шизей — во всяком случае, не меньше, чем независимость духа. В своей подруге она видела еще одно доказательство того, что духовное может подчинять себе материальное — в этой философии. Шизей искала защиты во время периодических эмоциональных срывов Аха-сан...
— Я сделала только то, для чего ты нанял меня, — сказала Шизей с приличествующей моменту скромностью. — Что ты бы сам сделал, если бы тебе позволяло твое положение.
— Но это просто мастерский удар! — не переставал восхищаться Хау.
— С твоей подачи, — Шизей нисколько не льстила. — Ты мне дал все необходимое для хорошей работы.
...Две молоденькие девушки. Кику и Шизей, часами говорили о волнующих их обеих проблемах. Для Шизей эти разговоры отчасти заполняли интеллектуальный вакуум, образовавшийся с отъездом Сендзина.
ВСЕ В ЭТОМ ГРУСТНОМ МИРЕ ПРЕХОДЯЩЕ И ИЛЛЮЗОРНО. ПОЭТОМУ СВОЮ ИКЕБАНУ ЖИЗНИ Я СТРОЮ НЕ СТОЛЬКО ИЗ ЦВЕТОВ И ВЕТОЧЕК, СКОЛЬКО ИЗ ИЛЛЮЗИЙ. ВОТ ПОЧЕМУ ТАК ВАЖНЫ ДЛЯ МЕНЯ ВОПРОСЫ ВКУСА И СТИЛЯ. Кику прививала Шизей уважение к «ики» — истинно японскому искусству стиля, утонченного и экономного. В нем нашли свое воплощение покой среди движения, тишина среди неумолчного грохота, тени среди света. В этом искусстве, овладеть которым не хватит всей жизни, оппозиции не только противопоставлены друг другу, но и слиты воедино, создавая сложное целое.
С другой стороны, невероятно собранная Кику была всегда одинока. А ей были нужны мужчины, как другим нужна пища — чтобы жить. Здесь уж помощь Шизей была незаменима: благодаря своему дару она видела мужчин насквозь, в совершенстве изучила все их уловки, которыми они пользуются, чтобы затащить красивую девушку в постель. Кику не могла, разумеется, спать с кем попало: в ее профессии нужна безупречная репутация.
В конце концов, обе девушки поняли, что любовь — романтическая любовь, о которой они читали в книжках, слышали в песнях, видали на сцене — не для них, если они хотят сохранить верность философским принципам, которые они отстаивали в своих беседах...
— Я рада, что ты доволен, — сказала Шизей сенатору Хау.
— Доволен? — вскричал Хау. — Мой Бог, девочка, да я просто в экстазе! Ты одним махом решила все мои проблемы. Брислинг действительно был материалом одноразового использования. Он никогда не довольствовался тем, что я ему даю, все требовал большего. Он для меня был то же, что для трамвая буфер на крутом спуске. Его я, например, совал в Джонсоновский институт, потому что не хотел, чтобы кто-либо знал о расследовании, которое там ведут по моему заданию.
— Расследование? Какое? — спросила Шизей. Покой на мембране кокоро, сердце всего сущего. Железный щит все нарастает, формируется — сверкающий панцирь неземного существа. Мир — ее мир — медленно поворачивался на своей оси.
— Неужели тебе не понятно? — удивился Хау. — Расследование его проекта «Пчелка». Я не игрушки играю с Брэндингом, а воюю на уничтожение, ты меня понимаешь.
Я дистанцировался от операции. Она — всецело детище Брислинга, а я всегда могу откреститься от него. Так думал я. Но дело оказалось сложнее. Ты была права, мне лучше бы не затевать этого расследования. Брэндинг, конечно, пронюхал... Все к лучшему, все к лучшему! И с Брэндингом, и с Брислингом разделались одним мастерским ударом!
Пошли ты своих экологов ко всем чертям, Шизей. Ты понапрасну расходуешь на них свой талант. Теперь, когда законопроект по АСИКС провален — а он уже сдох, как и политическая карьера Брэндинга — я хочу, чтобы ты официально работала у меня. «Оказывается, как просто можно перейти с положения раба на официальный статус, когда этого захотелось боссу», — подумала Шизей. — Я возьму тебя на постоянную работу. Ты защитишь меня от любого мерзавца получше дрессированного мастифа. Он у меня в штаны наделает, если попытается перечить!
«И, — подумала Шизей, — до чего же опасно брать на себя слишком много. Пожалуй, мне повезло, что я уже имею опыт в этом деле...»
И было еще кое-что в Кику, что притягивало Шизей, как магнит. Еще одни талант. Шизей почувствовала его, когда накануне праздника полнолуния она увидела на татами в доме Кику красивого самурая. У нее ноги подкосились, и она так и застыла в дверях, пораженная красотой юного воина. Этим воином была Кику.
Увидев обалделую Шизей, Кику улыбнулась. «ЭТО ТОЖЕ ОДНО ИЗ ИСКУССТВ, В КОТОРОМ ДОЛЖНА БЫТЬ СВЕДУЩА ГЕЙША» — сказала она. Заток Кику стала вертеть головок то так, то эдак, чтобы Шизей могла получше оценить, с каким искусством наложен грим. «ТЕБЕ ПОНРАВИЛОСЬ? ГОВОРЯТ, ЧТО ТОЛЬКО ЖЕНЩИНА МОЖЕТ ПРАВДИВО ИЗОБРАЗИТЬ НА СЦЕНЕ МУЖЧИНУ-ГЕРОЯ. ПОТОМУ ЧТО ТОЛЬКО ОНА ОБЛАДАЕТ ЧИСТОТОЙ И СОВЕРШЕНСТВОМ. НЕОБХОДИМЫМИ ДЛЯ ЭТОЙ РОЛИ. ХОРОШО ПОЛУЧИЛОСЬ?»
Получилось более чем хорошо. Шизей прямо-таки влюбилась в ее героя. И еще один урок преподала Кику своей подружке: контролировать, эмоции и мысля мужчин можно, только научившись искусству иллюзиониста. Для женщины это вершина могущества, нечто достойное труда всей жизни. Что-то вроде полной победы духовного начала, к которой стремилась я сама Шизей...
Призвав на помощь все искусство лицедея, чтобы не обидеть отказом, Шизей сказала: — Не нужна я тебе в такой должности, Хау. Ты это сам знаешь, — и тотчас отправилась к бару, чтобы приготовить что-нибудь выпить. Ей требовалось время, чтобы сбросить с себя напряжение заменить его состоянием покоя, которое уже начало локализоваться в темных уголках ее души, постепенно наполняя ее силой и указывая направление, в котором ей надлежит потихоньку двигаться.