— Сенатор Брэндинг не убивал Дэвида Брислинга, — сказала она.
Детектив Эйлбемарл наморщил лоб. Это был единственный признак того, что она удивила его. Его глаза смотрели на нее, как будто говоря, что он видит ложь за двадцать шагов.
— Как вы можете это утверждать с такой безапелляционностью? — удивился он.
— А зачем ему было возить труп Брислинга в багажнике весь вечер? Он не дурак и сам в петлю не полез бы.
— А он просто хотел от него избавиться в укромном месте. Не было достаточно времени, чтобы сделать это до того, как он заехал за вами.
— Вы сказали мне, у него было сорок две минуты.
Эйлбемарл ничего на это не возразил, но по глазам было видно, что он не сдался. Пока.
Все это слишком похоже на то, что Брэндинга подставили, хотела сказать Шизей. И сказала бы, будь детектив Эйлбемарл чуточку попроще. Но с ним надо держать ухо востро. Он сразу заподозрит неладное, если она будет пытаться делать за него его работу.
Она полезла в карман, достала аудиокассету.
— Есть у вас здесь что-нибудь, на чем ее можно прослушать?
Эйлбемарл долгое время молча смотрел на кассету, затем будто приняв решение, потянулся к ящику стола и достал маленький магнитофон.
— Эта штука фиксировала ваше милое чириканье, — сказал он, осклабившись. — Не доверяю своему умению стенографировать. Слишком давно был последний раз на курсах переподготовки.
Он вынул из магнитофона свою кассету, вставил кассету Шизей, нажал на клавишу ПУСК. «Брислинг был материалом одноразового использования, — услышали они голос Дугласа Хау. — Он никогда не довольствовался тем, что я ему даю, все требовал большего». Эйлбемарл остановил кассету.
— Кто это?
— Сенатор Дуглас Хау.
— А-а! — кивнул головой Эйлбемарл.
Шизей определенно нравился этот следователь. Ей не надо было объяснять ему, что Хау был боссом Брислинга и что Хау и Брэндинг плевали друг другу в рожу при встрече. Он и так все знал.
Эйлбемарл опять нажал на клавишу. «Он для меня был то же, что для трамвая буфер на крутом спуске, — продолжал Хау свою исповедь на собственном судебном процессе. — Его я, например, совал в Джонсоновский институт, потому что не хотел, чтобы кто-либо знал о расследовании, которое там ведут по моему заданию».
«Расследование? Какое?» — послышался голос Шизей.
«Неужели тебе не понятно? — откликнулся Хау. — Расследование его проекта „Пчелка“. Я не игрушки играю с Брэндингом, а воюю на уничтожение, ты меня понимаешь. Я дистанцировался от операции. Она — всецело детище Брислинга, а я всегда могу откреститься от него. Так думал я. Но дело оказалось сложнее. Ты была права, мне лучше бы не затевать этого расследования. Брэндинг, конечно, пронюхал... Все к лучшему, все к лучшему! И с Брэндингом, и с Брислингом разделались одним мастерским ударом!»
Эйлбемарл остановил кассету.
— Как это у вас оказалось?
— Я время от времени работала на Хау, — ответила Шизей. — Ничего официального. Сознаюсь, мне нравились деньги, которые он мне платил. Но эта их свара с сенатором Брэндингом быстро выходила из-под контроля, и я это заметила. Я пыталась предупредить его, остановить, но он просто-напросто не слушал. Хау прямо зациклился на этом. Все, о чем он мог думать, так это уничтожить Брэндинга. Я захотела выйти из игры еще до того, как Хау сделает что-нибудь действительно глупое.
— Например, убьет своего помощника и попытается повесить это на Брэндинга. — Эйлбемарл в задумчивости постучал указательным пальцем по губам. — А что конкретно вы делали для Хау?
— Когда мои интересы, связанные с экологией, пересекались с его, как это иногда случалось, мы объединяли свои силы и толкали соответствующие предложения на Капитолийском холме. И все в таком духе.
Эйлбемарл кивнул на магнитофон:
— Продолжим. — Она наклонилась над столом и опять запустила пленку.
«Пошли ты своих экологов ко всем чертям, Шизей, — продолжал звучать голос Хау. — Ты понапрасну расходуешь на них свой талант. Теперь, когда законопроект по АСИКС провален — а он уже сдох, как и политическая карьера Брэндинга — я хочу, чтобы ты официально работала у меня. Я возьму тебя на постоянную работу. Ты защитишь меня от любого мерзавца получше дрессированного мастифа. Он у меня в штаны наделает, если попытается перечить».
Запись кончилась, и Эйлбемарл выключил магнитофон. Его лицо приняло задумчивое выражение.
— Что он этим хотел сказать?
— Хау видел меня в том же свете, что и Брислинга. Мы были для этого подонка чем-то вроде дрессированных сторожевых псов.
— Нет. Я имею в виду слова насчет того, что все в штаны наложат.
Шизей передернула плечами:
— Я знакома с боевыми искусствами. Хау это очень понравилось. Он себя чувствовал спокойнее, когда я рядом.
Эйлбемарл крякнул.
— Хочу кое-что заметить для вашей пользы. Вы ничуть не боитесь быть впутанной в это дело?
— Во что? — голос Шизей прозвучал совершенно спокойно. Хотя она видела, что Эйлбемарл подвел ее к тонкому льду и теперь ждет, что она растянется на нем. Волноваться рановато, но надо быть вдвойне осторожной.
— Вы хорошо владеете руками. У вас устрашающий вид. Может, вы и порешили Брислинга для Хау?
Шизей не дрогнула под его пристальным взглядом, но смотрела на него по-прежнему дружелюбно.
— Скажите, как был убит Брислинг?
— Что-то тяжелое и квадратное раскроило ему сзади череп, — ответил Эйлбемарл тоном, каким обычно описывают достоинства новой машины. — Знаете, как разбивают яичную скорлупу о край сковородки?
— Похоже на преступление, совершенное в состоянии аффекта: припадка ярости или хотя бы закоренелой ненависти, — сказала Шизей. — Для этого нужен серьезный мотив, а у меня его нет.