Много времени спустя жена рыбака выползла из леса. Она с трудом подняла голову и увидела катящиеся прямо на нее морские волны. Узнав знакомые камни, она снова упала и лежала неподвижно. Молнии освещали ее разбитое лицо, израненное тело. Ее рот был открыт, и она судорожно, как выброшенная на берег рыба, втягивала в себя воздух. Кровь вытекала из тела и всасывалась в песок и мох между камней, и даже дождь не успевал ее смыть.
Несколько часов спустя рыбак и его отец вышли на берег и стали затаскивать в море их лодку. Они были одни, потому что те члены их команды, которых успела разбудить жена до того, как с ней случилось несчастье, не пошли с ними, сказав, что в такую гнусную погоду они в море не выйдут.
Рыбак и его отец почти закончили свое дело, когда вдруг увидели, что к ним приближается фигура, одетая во все белое. Когда она подошла поближе, они, к своему удивлению, увидели, что это голая женщина. Ее кожа была белее снега и совершенно лишена растительности, даже между ног. Черные волосы, будто клубок змей, извивались на ее голове. Лицо было страшно: лицо демона. Когда она подошла еще ближе, она повернулась к ним спиной, и они увидели, что на ее спине притаился гигантский паук.
Они стояли, не в силах от ужаса пошевелиться, а паук сбежал со спины женщины, осторожно передвигая лапами по ее ягодицам, а потом и по ногам. Он был чудовищем. Оказавшись на земле, паук побежал прямо на них и сожрал их обоих. Насытившись, он вернулся к женщине и снова забрался к ней на спину. А она повернулась, подошла к лодке и, схватив ее за борт, подняла в воздух и зашвырнула в море. Скоро шторм вынес лодку на зубастые скалы и ударил ее о них. Деревянная обшивка затрещала, и лодка затонула. И что-то завыло и застонало над морем. Наверно, то ветер бушевал в просоленных сучьях корявых сосен. Когда воды сошлись над затонувшей рыбацкой лодкой, Женщина-Демон с горящими, как угли, глазами начала растворяться в воздухе.
Наутро, когда взошло солнце, все, что от нее осталось, — это белый туман, прилипший к обросшим мхом скользким камням и не исчезающий даже с приходом жаркого дня.
Шизей лежала на кровати, глядя в потолок и прислушиваясь к голосам, доносящимся из-за стен, и к стуку собственного сердца: тук-тук, тук-тук, судя по которому она еще не умерла. Ее тело превращалось в туман.
Здесь, в Лимбе, а может, в Чистилище, ее жизненные функции постепенно исчезали. Остались только голоса в темноте, голоса чужих людей, спорящих, разговаривающих, любящих, ненавидящих, смеющихся и плачущих за стенами ее темной комнаты: светящиеся призраки, за которыми она наблюдала со стороны и которые говорили ей, что она еще не умерла за то время, пока шла в ее душе страшная борьба.
СЕСТРА, ГДЕ ТЫ? КУДА ТЫ ЗАПРОПАЛА? Я ЖДУ ТЕБЯ. ТЫ МНЕ НУЖНА. ГИРИ.
Паук Женщины-Демона зашевелился на ее спине. Разве это справедливо? Усвоила ли она свой урок, когда Сендзин убил Еидзи, ее возлюбленного, и устроил из этого ритуал, вызвав энергию с мембраны кокоро? Ритуал, который увеличил их собственные силы и их власть?
«Я это сделал ради тебя, Шизей. Я люблю тебя. Ты мне нужна. Мы будем вместе навсегда».
Но умертвив Еидзи, разве ты не умертвил мое будущее?
ГИРИ.
Женщина-Демон.
Шизей встала, и простыня, обертывающая ее тело, соскользнула на пол. Голоса за стеной замерли.
Паук двинулся.
Когда Сендзин вбежал в комнату, где вместо окон были написанные маслом пейзажи, Жюстины там уже не было. Пустая кушетка стояла посреди комнаты, словно глумясь над ним. Провода, вырванные из динамиков, лежали на черно-оранжевых персидских коврах, как змеи, высунув свои медные языки.
Обхватив голову руками, чувствуя теплый ток крови и все ускоряющееся биение сердца, Сендзин приблизился к кушетке и лег на нее. Он ощущал запах Жюстины, тепло ее тела, еще не покинувшее опустевшее ложе. Он расслабился, вбирая все это в свое тело, как он некогда вобрал в себя последний вздох Марико. Жаль, он опоздал. Последний вздох Жюстины подпитал бы его силы для последней схватки с Николасом Линнером. Возможно.
Сейчас надо послать вызов на мембрану кокоро: начать медитацию, правда, без одновременной готовности к ритуальному убийству, которое могло бы усилить убедительность его вызова.
Он сфокусировал свое сознание на кокоро и начал повторять заклинания. Мгновенно сердцебиение начало замедляться. Он регулировал поток крови, освобождая сознание от боли. Скоро кровь перестала сочиться из ран, начал образовываться струп. Процедура выздоравливания шла своим путем, и он приступил к восстановлению сил, собирая пульсирующую энергию с кокоро, сердца всего сущего.
Восстановление сил было еще не закончено, когда его глаза вдруг открылись.
Шизей!
Она здесь! Она пришла!
Конни Танака нагнулся, увидел свое отражение в сотнях осколков разбитого зеркала. И темные пятна между ними.
— Его кровь, — промолвил он. — Вот что случается, когда семерка бубен превращается в туза пик.
Николас стоял, прислонившись спиной к стене.
— Он еще не получил сполна, — отозвался он. Все тело болело, но пуще того — душа. — Как Жюстина?
Конни кивнул:
— Нормально. Я забрал ее из комнаты. Она в безопасности.
— Но Сендзин получил от нее больше, чем, я думал, он получит, — с горечью сказал Николас. — Слишком долго он находился с ней наедине. Это был ужасный риск, но надо было его хорошенько обработать с помощью той литании, что я дал тебе записанной на пленку. Мне нужно было время, и он им воспользовался.
— Похоже, это его несколько ослабило, — сказал Конни. — Как ты и рассчитывал.