Белый ниндзя - Страница 96

Уже вечерело. Большинство служащих уже разошлись, и в офисе стало заметно тише. Сендзин, однако, был на месте.

— Психопатия — это еще не показатель преступных наклонностей, — ответил ей Сендзин на первый вопрос. — Это не мои слова. Это мне сообщил д-р Муку. И еще он прибавил, что это состояние можно сравнить со светом забытого маяка. Одиночество есть единственный компаньон, которого может терпеть психопат, сказал он. — Сендзин кивнул. — Да, я хорошо помню д-ра Муку. Очень жаль, что его больше нет. Это потеря для нашего отдела, потому что благодаря его советам мне удалось установить вину, изолировать и выследить трех отъявленных террористов: Курамату, Шигейуки и Тоширо.

— Что он из себя представлял?

— Муку-сан? — лоб Сендзина наморщился. — Трудно сказать. Он был очень способным человеком, но чистой воды интровертом. Не любил быть на виду, наверное, был плохим оратором. Не деятель, а скорее мыслитель.

— По моим данным, у него было мало друзей.

— Честно говоря, я бы удивился, если бы это было не так, — сказал Сендзин. — Муку-сан, хотя он и был талантливым ученым, отличался большим упрямством. Вряд ли эта черта могла стяжать ему много друзей.

— Что еще вы о нем можете сказать? Сендзин встал из-за стола. — Кстати, Николас Линнер так и не вернулся в Токио?

— Насколько я знаю, нет, — ответила Томи. — И это хорошо. Никто не знает, где он. Значит, и красные не знают. Так что можно не опасаться, что на него совершат покушение.

— Надеюсь, что это так, — сказал Сендзин. — Хотя мне и не нравится, что он пропал из вашего поля зрения. Постарайтесь обнаружить его местопребывание как можно скорее.

Он стоял совсем близко, так близко, что она могла почувствовать исходящее от него тепло. Томи сделала судорожный вдох и задержала воздух, будто это был пропитанный никотином дым ароматной сигареты. Но одновременно с этим она почувствовала стыд. Не за эротические мысли, а за то, что не отошла немедленно в сторону, увидев, что он приближается. Она стояла не шевелясь.

— Как вы себя чувствуете. Томи? Изрядно тогда досталось, да?

Она почувствовала, как дрожь прошла по всему ее телу, когда он назвал ее по имени. Вообще-то это неправильное обращение к сослуживице. Но Томи не чувствовала, что ее оскорбили.

— Сейчас уже почти нормально, — ответила она, чувствуя, что ее голос дрожит. — Только иногда побаливает то тут, то там. — Она уже с трудом дышала. — Порой кошмары по ночам мучают. — Сердце стучало, как паровой молот. — Но ничего, работа все излечит.

— Я вижу, что не зря переживал за вас, — сказал Сендзин, взяв ее за подбородок и заставляя посмотреть ему прямо в глаза. — За такого ответственного работника.

* * *

Когда он ее коснулся. Томи почувствовала, что ее ноги подкашиваются. Казалось, она сейчас упадет в обморок. Почему вдруг так жарко стало в кабинете? А потом, когда его губы коснулись ее шеи, она и вовсе перестала дышать. Ее рот раскрылся, ресницы трепетали. Будто издалека донесся его шепот, зовущий ее по имени.

А потом она услышала:

— Пойдем со мной. — Ничего не соображая, она повиновалась, давая ему увлечь себя в коридор, а потом и в кладовку.

Он закрыл за собой дверь. Тусклый свет просачивался сверху из крохотного оконца. Томи чувствовала за своей спиной какие-то полки. Сендзин напирал на нее грудью. Кладовка была такой маленькой, что невозможно было пошевелиться, не то что повернуться.

— Ч-что происходит? — испуганно шептала Томи, хотя ее тело прекрасно знало, что происходит, — еще с того момента, как Сендзин вышел из-за стола.

Она почувствовала его губы на своих, почувствовала, как ее рот открывается, пропуская его язык, — и чуть не умерла от захлестнувшего ее счастья. Господи, думала она, наконец-то это случилось!

Как во сне, она видела, что он лезет ей под юбку, трогает за бедра. Потом он опустился на колени, а Томи все пребывала в таком обалдении, что не могла ни звука издать, ни даже ахнуть, ощущая, как он тянется губами к тому месту между ног, которое само тянулось к нему.

Томи чувствовала, словно она опускается в горячую ванну: ее мышцы расслаблялись от жара, кости словно таяли. В голове теснились смутные мысли о том, как она мечтала об этом моменте, и эти мечты, сейчас становящиеся реальностью, как образы, выплывающие из сумрака ночи, отраженные в треснувшем и облупившемся зеркале, добавляли прелести этому мгновению, родившемуся на пересечении действительности и фантазии. Сколько ночей она лежала без сна, касаясь своего тела рукой и воображая, что это Сендзин касается ее, что вот он рядом, и на ней, и в ней... Как сюрреалистическая дымка, эти образы окружали ее теперь, и она погружалась в эту дымку, как в перину, и ее бедра двигались все быстрее и быстрее.

В этой крошечной, душной кладовке дух ее воспарил. Запах пота и человеческой плоти был слаще всех ароматов Аравии, и она с упоением вдыхала его, выдыхая со стоном восторга. Ее бедра работали все быстрее. Она прижала к себе мокрую голову Сендзина и отдалась уносившему ее потоку. А потом он вошел в нее, и все, что было прежде, показалось пустяком.

Томи не могла насытиться им. Ее руки стянули с него Рубашку, она, как безумная, целовала его в шею, почувствовав на ней загрубевшую кожу, как будто от затянувшейся раны. Пот заливал ей глаза.

Она прижималась лицом к его груди и плакала от счастья, чувствуя, как его плоть заполняет ее всю до конца. Она впивалась зубами в него, обхватив его бедра своими ногами. В этом крохотном замкнутом пространстве было не двое людей, а только одно двуполое существо, сгорающее в безумном пламени страсти.